| Меню сайта |
|
|
 |
|
Семенищев Алексей
| 26.04.2017, 06:21 |
Алексей Семенищев — музыкант, певец, бард. А еще народный артист Дома ученых, как его действительно называли в шутку и всерьез. Хорошо помню, как осенним днем 1999 года в Одесском Доме ученых появился застенчивый молодой человек и робко попросил разрешения в день своего рождения собрать гостей в одном из залов.
Я (тогда замдиректора Дома ученых по науке и культуре) удивилась:
— А почему бы не пригласить их домой?
— Хочу спеть для друзей, — сказал молодой человек, смущаясь. — А их соберется очень много.
Его логика была обезоруживающей, и я согласилась. И, забегая вперед, признаюсь, что не пожалела об этом. Одесский Дом ученых приобрел в лице Алексея Семенищева не просто верного друга и активного своего члена, но и ни на кого не похожего артиста,пользовавшегося просто невероятной популярностью.
Первый его концерт, тот самый, именинный, проходил в переполненном зале. И я, любопытствуя, что же собирается петь мой новый знакомый, тихонько села в заднем ряду и быстро поняла, что все многочисленные друзья Алексея — откровенные почитатели его творчества. Это распалило мое любопытство еще больше. И когда Семенищев с гитарой вышел на сцену (куда девалась его стеснительность?), стало ясно, что исполняет он исключительно бардовскую или, было бы вернее сказать, авторскую песню — произведения Высоцкого, Окуджавы, Визбора, Галича, Лещенко, Вертинского… Обладая музыкальностью и сильным, наполненным от природы голосом, не копируя манеру известных авторов-исполнителей, а наоборот, привнося в индивидуализированную бардовскую камерную песню сценическую мощь и профессиональность подачи, Алексей Семенищев расширяет границы жанра.
В его исполнении эти всем давно и хорошо известные песни как будто приобретают объем, стереоскопичность в историческом и культурном пространстве, наполняются новым смыслом и новыми ощущениями, аккумулированными поколениями, пришедшими после тех, кто создавал этот песенный пласт двадцатого века. Другими словами, обладая Божьим даром синтезировать самобытность великих поэтов-музыкантов с собственной исполнительской самобытностью, Алексей выводит бардовскую песню на уровень настоящего песенного искусства. А если прибавить его удивительную способность «держать» аудиторию, заряжать ее энергией искренности, то атмосферу концертов Семенищева можно назвать одним словом — откровение.
Сегодня уже не вспомнить, кому первому пришла в голову идея сделать концерты Алексея Семенищева в Доме ученых постоянными, но с того памятного выступления в течение двух с половиной лет, регулярно в двадцатых числах каждого месяца, публика принимала его новую программу. К бардовской песне (а каждому исполнителю Алексей, ни разу не повторившись, посвящал по нескольку концертов) прибавились русские, цыганские романсы, одесский городской фольклор, любовная песенная лирика, песни войны, песни из кинофильмов, еврейские, украинские, блатные…
Его репертуар был поистине неисчерпаем. Зрители не помещались в залах Дома ученых. А за неделю до традиционных концертов начинался шквал звонков: «Состоится ли концерт Семенищева? Будет ли петь Алеша? Кому посвящена программа в этот раз?..».
Прошло пять лет. Мы не встречались с Алексеем довольно длительное время. И сегодня, когда неожиданно состоялся мой визит в его квартиру, пахнущую свежим ремонтом, большую часть которого он сделал своими красивыми музыкальными руками, появилась возможность оглянуться и попробовать проанализировать феномен его творчества и популярности у слушателей.
— При всей своей публичности и известности у зрительской аудитории ты, Леша, всегда оставался закрытым для любопытствующей публики. Но есть вопросы, на которые хотелось бы получить ответы: где ты учился музыке, как начал петь и почему именно бардовская песня стала основой твоего репертуара?
— Я дитя шестидесятых годов, и мой отец, школьный преподаватель физкультуры, был настоящим шестидесятником. Он играл на гитаре и хорошо пел. У нас, кстати, вся семья очень музыкальная: мама, учительница математики, даже выступала с песнями на эстраде; бабушка, цыганка по происхождению, привнесла в дом культуру цыганского романса…
Но шестидесятые годы, их атмосфера ожидания светлых перемен и их «возвышающий обман» породили совершенно необычный песенный жанр — бардовскую песню. Это была попытка переосмыслить мир, рассказать о нем правду, улучшить его. Возникла даже своеобразная «междустрочная культура», когда слушатели понимали с полуслова то, о чем хотели сказать авторы невинных и простых с виду песен.
Феноменальной популярностью пользовались Высоцкий, Окуджава, Галич. Их песни распространялись на магнитофонных бобинах, их знали практически все. У отца часто допоздна засиживались друзья, пели под гитару, читали стихи. Я, совсем маленький мальчишка, ночи напролет, не смыкая глаз в своей детской кроватке, слушал эти песни и запоминал на всю жизнь.
— Вот откуда, оказывается, твое поразительное знание бесконечного количества текстов песен.
— Естественно. Вся бардовская культура, вместе с ее песнями, впитана в кровь еще с детства и стала своеобразной матрицей, определившей мою последующую жизнь.
Играть на гитаре я научился очень рано. Отец купил мне маленькую семиструнную гитарку, и в семь лет я впервые спел под собственный аккомпанемент песню Булата Окуджавы о барабанщике. Помните: «Встань пораньше, встань пораньше…»? Потом меня отдали в музыкальную школу, которую я не окончил. А после армии, где я играл в солдатском ансамбле, созрело желание стать настоящим музыкантом, и я поступил в музыкальную школу для взрослых.
Мне повезло с педагогом. Им была ученица легендарной Людмилы Наумовны Гинзбург Ирина Шейн, которая за полтора года дала мне очень много. И вот здесь произошло наложение впитанной мной с детства «неклассичности» на классическую музыкальную
культуру. То есть, если все барды, как правило, в своем творчестве отдавали приоритет поэтической основе, я попытался несколько приподнять и реабилитировать его музыкальную и исполнительскую составляющую.
— А самому писать песни не хотелось?
— Конечно, хотелось, и я писал. Но планка высокой поэзии и музыки, которыми я занимался, была уже поднята так высоко, что не давала возможности сделать хуже. Я честно сказал себе, что мое личное сочинительство не идет в сравнение с произведениями, которые я исполняю. Поэтому обнародовать его я не стремлюсь.
— Ты помнишь свой первый концерт?
— Так случилось, что после армии я перепробовал множество профессий: работал на метеостанции в порту, в политехе, научно-исследовательском институте… А сам мечтал об эстраде. В конце 1988 года случайно устроился в объединение «Досуг» в парке Шевченко. Помните, была такая «ракушка» при парке? За очень небольшие деньги мы организовали в ней концерты. Нам выписывали также «путевки» на выступления в санаториях и школах, но все это были сборные концерты, которые, честно говоря, не приносили никакой радости.
А свой первый афишный концерт я запомнил на всю жизнь. Он был посвящен творчеству Александра Галича и назывался «Мой отчий дом». Тогда я впервые вкусил сладость длительного контакта с большой аудиторией. И глубоко почувствовал, что самое важное — общее поле со зрителем. Создать его мучительно трудно, надо выкладываться до последнего нерва, до сердечной боли. Но ради этого стоит терпеть, потому что поле это целебно. Я буквально ощущаю физически, как оно греет и лечит души — и мою, и людские. Если такого эффекта не возникает, со сцены надо уходить. Это мое убеждение.
— Согласна с тобой, тем более что я не раз испытывала на себе волшебную силу воздействия твоих выступлений. Но в чем же секрет? Что заставляет зрителей снова и снова искать встречи с тобой и в который раз слушать в твоем исполнении хорошо знакомые песни? Ты не стремишься к внешним эффектам. Общение с залом минимальное, только необходимая информация об авторе, эпохе, деталях создания некоторых произведений. Ты не строишь из себя на сцене этакого своего в доску парня — наоборот, тебе присущи академизм и некоторая отстраненность. А все равно возникает чувство родственной близости и душевного единения. Как ты этого достигаешь?
— Я не знаю. Такие вещи невозможно запрограммировать. Людям нельзя ничего навязывать и нельзя их поучать. Каждый должен самостоятельно прочувствовать меру твоей искренности и отдачи.
Знаешь, я сам иногда задумываюсь, почему мои концерты привлекают и старшее поколение, и молодежь. И кажется, нашел ответ. Все дело в общих корнях. Люди старшего возраста ностальгируют по ним, а молодые, во всяком случае лучшие из них, стремятся найти свои корни, ощутить нравственную опору. Бардовская же культура с ее философичностью, романтизмом, благородством чувств, искренностью, сохраняет связь времен. Это исконное, наше, непереводимое на другие языки и недоступное людям другой ментальности.
Сегодня духовные корни повсеместно выкорчевываются, подменяются другими, быть может, более сильными, но чужими. Посмотри, в какой атмосфере формируется сознание нынешней молодежи: отсутствует национальная идея, нет мысли на национальном языке, до отвращения опошлено понятие патриотизм, индустрия развлечений раздута до неприличия — ни пищи уму, ни приложения чувствам… Верка Сердючка сделалась кумиром нации, а ее (его?) глупые песни стали хитами. Выросло поколение «пользователей», которые отзываются лишь на одну команду: кушай! Но нельзя кушать все подряд — в конце концов возникает несварение. И вот тут сквозь панцирь наносной шелухи и неприятного жирка начинает пробиваться еле тлеющая душа. Если соединить ее с корнями — она выживет. Если оставить все, как есть, душа погибнет. Вот почему моя самая заветная мечта сегодня — выступать перед студенческой аудиторией, перед молодыми людьми. Я хочу оставить им все, что знаю, чтобы они захотели, смогли дотянуться до наших общих корней.
— Но несмотря ни на что, ты не даешь концертов с 2002 года. Почему?
— Потому что я ушел из Дома ученых и не нашел площадки, где можно было бы собирать свою чуткую, умную, интеллигентную публику. Ты ведь знаешь, что произошло: убрали замечательного директора Дома ученых Галину Валентиновну Терещенко, человека, который сумел сохранить дух и традиции этого уникального центра культуры, несмотря на развал перестройки, безденежье и поползновения многих царьков прибрать его к рукам. Ушла ты — энтузиастка больших и малых побед. Замелькали руководители-однодневки, и из дома, двери которого всегда были широко распахнуты навстречу людям, сделали полузакрытое заведение, в котором теперь мало что происходит. Там даже аура теперь другая. Мне там неуютно.
— Чем ты сейчас занимаешься?
— Зарабатываю в ресторане «Розмари» игрой на гитаре. Отрабатываю и ухожу. Мы играем еврейскую музыку: кларнет, скрипка, гитара, баян. Ресторанной публике я нравиться не стремлюсь и петь для нее не хочу.
— А за границей многие большие актеры и шансонье постоянно поют в ресторанах…
— В парижском ресторане я, быть может, тоже пел бы. У нас другая ситуация. Интеллигентная публика, как правило, не имеет материальной возможности посещать рестораны, а нуворишам, которые там собираются, нужны либо приблатненные песенки, либо та же Верка Сердючка в моем исполнении.
Помнишь, у меня была программа, полностью состоящая из тюремного и лагерного песенного фольклора? Но это была попытка проанализировать и донести до людей блатную песню как некий пласт отечественной культуры, связанный с историей, политикой, социальными потрясениями. Такая программа в ресторане не нужна.
Правда, в последнее время у меня появилась возможность давать концерты в Камерном зале Одесской филармонии, за что я искренне признателен и благодарен ее директору Валерию Кузнецову. В 2004 году, когда отмечалось 80-летие Булата Окуджавы, Кузнецов поверил в меня и выпустил на сцену безо всякого худсовета. На этом концерте был настоящий аншлаг, потому что в Одессе больше никто и нигде не вспомнил о юбилее Окуджавы. Кстати, это еще одно свидетельство потребности наших людей в корнях, связи времен и поколений, что сейчас безжалостно искореняется.
А на днях, 15 апреля, в 14.00 в филармонии состоится концерт «Песенки печального Пьеро» — программа из песен Александра Вертинского. Приглашаю всех, кто любит этого автора и мои интерпретации его песен.
— Леша, твое пристрастие к творчеству Вертинского мне известно давно. Но ведь он, салонный, манерный, чрезвычайно далек от бардовской стилистики…
— Да нет же! Я познакомился с его творчеством мальчишкой, сразу после шестидесятников. Помню, дедушка купил маленькую пластинку с песней «В степи молдаванской» и слушал ее постоянно. Я тоже пытался вслушиваться в слабый грассирующий непонятный голос и, честно говоря, ничего не понимал. А через много лет в Одессу приехала замечательная певица Татьяна Кабанова с композитором Камиловым. Они исполняли песни Вертинского. И я в буквальном смысле получил шок — оказалось, что именно Вертинский был у нас родоначальником авторской песни, он возвел ее в жанр. Барды-шестидесятники просто продолжили его традицию. Но вершина пирамиды все равно Вертинский. Я доказываю это на каждом концерте, посвященном ему.
— А что же дальше?
— Дальше жизнь. Хочу сделать новую программу на стихи поэта Владимира Уфлянда. Его рифмованные тексты хорошо ложатся на музыку и очень глубоки по смыслу. Несмотря на свой нынешний статус ресторанного музыканта, от настоящей песни я не отказываюсь. Меня вдохновляют мои слушатели, которые меня не забыли, узнают на улице, собираются на концертах в филармонии.
Конечно, перерыв в нашем постоянном общении был большой, но главное — сдвинуть колесо и опять начать работать честно, с полной отдачей. Я чувствую сейчас второе дыхание. И если настоящую культуру и духовность мы примемся сегодня отстаивать все вместе, это станет серьезным аргументом в пользу их непобедимости. Помните, как в песне Окуджавы: «Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке»?..
|
| Категория: ЛЮДИ И СУДЬБЫ | Добавил: qreter |
| Просмотров: 318 | Загрузок: 0 | Рейтинг: 0.0/0 |
|
|
| ПОИСК ПО САЙТУ |
|
ВНИМАНИЕ!!!
НАСТОЯТЕЛЬНО рекомендуем Вам воспользоваться функцией "ПОИСК ПО САЙТУ", для отображения и поиска необходимого и интересующего Вас материала |
|
| НОВОСТИ САЙТА!!! |
|
|
|
