Вероятностный подход в современном науковедении

  Анализ науковедческой литературы мы ведем с точки зрения динамики глобальных образов науки. Нужно понять, какое место занимает вероятностный подход в современном науковедении.
  Для решения задачи наиболее удачна типология публикаций, позволяющая делать теоретические обобщения. Попытка уклониться от библиографического обзора связана с его непродуктивностью для разработки вероятностного образа науки, что является нашей основной задачей.
  В метанаучном познании XX века существует три волны. Первая связана со статиче-скими исследованиями науки как научного знания. Она доминировала в 1920 - 1950-е годы и наиболее яркое воплощение получила в позитивизме с его формально - логическим подходом. Сделано очень много для понимания науки. Но в целом подход узкий.
  Вторая волна прошла в 1960 - 1980-е годы. Широкое развитие получил динамический аспект анализа науки как системы знания и деятельности. Ее классическим выражением стало историческое направление западной философии науки. Динамика отражалась с детерминистических позиций. Аналогично интерпретировались вероятностные по-нятия. Новые науковедческие дисциплины /социология науки, психология науки и т.п./ слабо использовались в разработке концепции развития науки.
  Вторая волна доминирует до нашего времени. В интенсивном плане она себя исчерпа-ла. Идея вероятностного анализа развития науки у ее сторонников не получила признания. Обсуждались какие угодно проблемы, но только не вероятностные. Тема осталась вне закона. В 1980-е годы и на ближайшую перспективу происходят радикальные изменения. Тема вероятностного анализа становится центральной для метанауки. Логика такова: от статического анализа структуры науки к динамическому рассмотрению ее как детерминистического процесса и далее к вероятностному динамическому анали-зу как сложной системы. Каждому этапу соответствуют специфическая проблематика, методологические и теоретические подходы. Есть преемственность в постановке и решении проблем, в частности, ряд точек соприкосновения исторического направления и вероятностного науковедческого подхода.
  Третья волна связана с исследованиями науки как сложной синергетической системы знания, деятельности и организаций. Она еще не получила четкого выражения. Отличительный признак - рассмотрение науки с вероятностных позиций. Понятия, которые трактовались статически, получают последовательную динамическую интерпретацию. Происходит формирование системного науковедения, в рамках которого синтезируют-ся все метанаучные исследования. Третья волна носит гипотетический характер. Это скорее прогноз, чем реальность. Очевидно, она станет доминирующей в 1990-е годы.
  Волны метанаучной рефлексии выступают в виде общих тенденций. Они крайне важ-ны для анализа массива науковедческих публикаций, так как дают критерий их делимитации. Для нас наибольший интерес представляют работы третьей волны. Им и уделено основное внимание. Имеющиеся публикации подобного типа разнообразны по тематике, уровню, методологическим позициям и многому другому. Поэтому целесообразно ввести их дополнительную рубрикацию.
  По степени освоения вероятностного подхода можно выделить следующие виды науковедческих публикаций:
  1. Декларативные заявления о возможности вероятностного анализа науки, не подтверждаемые конкретными разработками.
  2. Терминологические вероятностные новшества без изменения сути науковедческих концепций.
  3.А. Постановка проблемы создания вероятностного науковедения, разработки системы его понятий и принципов.
  3.Б. Попытки конкретного вероятностного науковедческого исследования развития науки без осознания вероятностного науковедения как фундаментальной альтернативы традиционным подходам.
  4.А. Конкретный вклад в разработку понятий и принципов, характеризующих науку как вероятностную систему.
  4.Б. Последовательная конкретизация вероятностной науковедческой методологии.
  5. Развитие теории и/или методологии вероятностного науковедения.
  Рассмотрим некоторые виды науковедческих публикаций.
  Для второй волны метанаучной рефлексии в ХХ веке, как уже отмечалось, наиболее показательно историческое направление западной философии науки. Оно обсуждалось столько раз, что неудобно касаться этой темы снова. Остановимся на трактовке направления с позиций вероятностного науковедения как более высокой ступени осмысления науки.
  В историческом направлении отражены общие тенденции развития метанауки. Имен-но поэтому его идеи столь активно обсуждались во всем мире независимо от стран и философских школ. Попытки связать историческое направление с позитивизмом мы считаем неправомерными. У них немало общего. Это естественно. Безумно игнорировать громадную работу, проделанную позитивистами по исследованию науки. Но прошлый опыт переосмысливается и используется представителями исторического направления со специфических позиций.
  Историческое направление выступило в противовес позитивизму и статическому под-ходу к науке в целом. Объектом стала эволюция науки как процесс перехода от одного состояния к другому. Особое внимание уделялось научным революциям, их сопоставимости, этапам и т.п. Всегда в центре внимания находился динамический аспект. Ак-цент был сделан на истории науки. Теория развития науки стала строиться на базе исторического анализа. Появилась идея, что общая теория науки /науковедения/ не более как теоретическая история. Наиболее значимые труды представителей второй волны были написаны в подобном духе.
  У исторического направления немало достижений. Оно стало рассматривать науку как процесс получения нового знания, создало ее гораздо более реалистический образ. По-ставленные проблемы были всесторонне обсуждены. Это случается не столь часто. Динамика науки в рамках детерминистического образа, рассмотрена со всех мыслимых точек зрения. Потенциал направления исчерпан. Конечно, можно обсуждать пробле-мы сколь угодно долго и всегда найдется что сказать, но это уже не имеет отношения к науке.
  Достижением направления стало введение ряда новых понятий /нормальная наука, ис-следовательская программа, парадигма и т.п./, нашедших широкий отклик. Сегодня ими оперируют представители различных дисциплин. Эти понятия характеризуют науку как детерминистическую систему. Например, выбор анализируется на различных уровнях, но не ставятся вопросы о том, насколько он разумен, что может получиться в результате реализации иной версии и т.п.
  Дискуссии шли вокруг того, есть нормальная наука или нет, хороша она или плоха, на-сколько рациональны научные революции и т.д. Проблема выбора свелась к определе-нию соотношения доминирующей старой и зарождающейся новой парадигмы. Вероятностные понятия включались в детерминистический образ науки.
  Важна критика кумулятивных концепций. Выдающуюся роль в этом сыграла книга Т. Куна “Структура научных революций” /75/. С 1960-х годов наступил новый этап раз-вития метанауки, связанный с анализом дискретности. Т. Кун понял это одним из первых.
  При оценке с современных позиций основной недостаток направления - в детермини-стической интерпретации процесса развития науки. Это противоречит реальности науки 1960 - 80-х годов. Динамика глобальных образов осталась непонятой. Хотя в это время она, может быть, была недостаточно выражена.
  Для исторического направления характерна слабость феноменологических моделей развития науки. Они недалеки от обыденных представлений. Таковы, например, под-ходы Т. Куна, И. Лакатоса и других. Историческое направление не смогло выйти на путь синтеза достижений науковедения. Это все же философское исследование науки, которое держит дистанцию от системной метанауки.
  Направление замкнулось в узком кругу проблем и не может из него вырваться. Про-изошло зацикливание. Обсуждаются многократно обсужденные проблемы. В этих рам-ках невозможно поставить новые вопросы, добиться новых результатов.
  Недостаток исторического направления в том, что оно не достигло классической фило-софской глубины. Уровень разработок довольно поверхностный. Нет фундаментально-го охвата явлений. За это, конечно, сложно упрекать. Здесь много субъективного. Тем более, что невысокий философский уровень этого философского направления сделал его столь популярным у представителей частных наук.
  По нашему мнению, историческое направление уже можно относить к прошлому метанауки. Его сторонники могут оказать еще одну услугу научному прогрессу, если помогут развитию вероятностного науковедения.
  Специальный интерес представляет интерпретация вероятностных понятий в рамках детерминистического образа науки. Существует аргументация, регулирующая детерминистическое исследование вероятностных процессов. Обоснование правомерности детерминистического подхода и доказательство невозможности, антинаучности вероятностного, могут находиться в весьма сложных отношениях.
  Аргументация в эксплицитном виде не выражена, так как вероятностный анализ не имеет научного статуса и опровергать практически нечего. Есть много недомолвок, “само собой разумеющихся” ответов на некоторые “ненаучные” вопросы.
  Наиболее последовательно детерминистическая позиция выражена у Б.М. Кедрова. Он считает, что “будущее - это веер безграничного множества нереализованных возмож-ностей, только немногие из которых превратятся в действительность, когда для этого наступит время. Настоящее и есть такое их превращение. Зная ход развития данного процесса, люди сознательно направляют свои усилия на то, чтобы способствовать реализации именно той возможности, которая им желательна или полезна. Предвидя будущее, люди к нему готовятся, но только в момент наступления настоящего они могут перейти к практическим действиям, ибо только оно представляет собой живую реальность. Прошлое же, напротив, есть окаменелая осуществленная действительность, не способная уже ни к каким переменам. Все возможности для нее исчерпаны, а потому в прошлом, как известно, ничего нельзя изменить. Прошлое можно только изучать и, если потребуется, переоценить с точки зрения вновь найденных исторических данных” /55, с. 7/.
  Цитата любопытна. Будущее - набор версий. Настоящее - сознательная реализация желательной версии. Путь в будущее идет через исследование прошлого. “История науки таит в себе громадные, важные в познавательном и практическом отношениях прогностические возможности: зная, как закономерно совершалось прошлое, можно правильно ориентироваться в настоящем и предвидеть будущее” /55, с. 8/.
  По мнению Б.М. Кедрова, “детерминистический подход к историко-научным событиям требует отыскания конкретных причин любых событий, будь то появление нового направления в науке или совершение очередного великого открытия” /55, с. 12/.
  В книге, посвященной исследованию замыслов изложения диалектики у Маркса, Энгельса и Ленина, отмечено: “В данной работе мы отнюдь не ставили целью обсуждение таких вопросов, как, например, каким образом могли бы выглядеть оставшиеся не реализованными эти три замысла, если бы их авторам все же удалось их реализовать? Считая подобные гадания неуместными в научном труде, мы исходим только из тех зафиксированных на бумаге идей, материалов, которые оставили после себя Маркс, Энгельс и Ленин” /56, с. 5/.
  Через подход “краской нитью” проходит априорная убежденность в строго закономерном характере развития науки: “Да, приходится идти вперед в условиях большого набора потенциальных путей развития. Но выбор сознательный и закономерный”. Прямо не высказывается, но подразумевается мысль, что выбор детерминирован и при различных обстоятельствах будет повторяться. Продвижение вперед идет за счет познания прошлого, показывающего тенденции и закономерности эволюции. Если и случаются недоразумения в развитии науки, хотя этого быть не должно согласно принципам детерминистического образа науки, они связаны с недостаточно адекватно познанным прошлым и искажающим действием субъективных факторов.
  Четко прослеживается генетическая детерминистическая линия. Прошлое детерминирует настоящее и будущее. Следовательно, для разумной деятельности в настоящем и будущем нужно адекватно познавать прошлое.
  Третьим важным, хотя, впрочем, и не обязательным, моментом детерминистической интерпретации развития науки является вера в то, что фрагменты потенциальных или не полностью реализованных научных концепций позволят их однозначно реконструировать. Расхождения связаны с недостаточной изученностью. Идея вероятностного анализа даже незавершенных замыслов считается неуместной.
  Таким образом, выделяются три принципа:
  1. Развитие науки строго закономерно. Выбор пути из набора потенциальных возможностей реализуется разумно.
  2. Развитие науки базируется на познании прошлого, от которого идет прямая линия к настоящему и будущему.
  3. Возможна однозначная реконструкция научных замыслов по оставшимся от них фрагментам.
  Думается, мы не исказили, хотя и переформулировали подход Б.М. Кедрова. В такой формулировке определяется позиция и по тем вопросам, на которые нет прямого ответа. Из нее ясно, что развитие науки - детерминистический, линейный, поступательный процесс с научными революциями, а вероятность в науковедении - категория гносеологическая.
  Спорить о принципах сложно. Мы исходим из другой концепции развития науки, и плодотворной дискуссии получиться не может. С нашей точки зрения, развитие науки носит вероятностный характер, исключающий линейность. Есть принципиальные ограничения в прогнозировании на основе познания прошлого по причине систематического возникновения эмерджентных новинок фундаментального характера.
  Вероятность - неотъемлемая черта развития науки как сложной системы, присутствующая на онтологическом и гносеологическом уровнях.
  Система доказательств невозможности вероятностного анализа развития науки, вернее его недопустимости, действует только в том случае, если строго соблюдать заданные правила игры. Альтернативный вероятностный подход также строит свои доказательства возможности и необходимости вероятностного подхода на основании определенных допущений. И его аргументация действует в соответствующих рамках.
  Выбор - принципов трудно эксплицируемая процедура. Большую роль в ней играет обучение. Размышления о правомерности детерминистических позиций в науковедении и обществоведении в целом не популярны. Науковеды в громадном большинстве решают проблемы-головоломки. Это важно учитывать при сравнении альтернативных точек зрения. Количество сторонников детерминистического подхода не добавляет ему большей аргументированности, поскольку является результатом научения и привычки, а не разумного свободного выбора. Это количество - не аргумент для теоретической дискуссии, хотя в практическом плане важно, поскольку развитие происходит в социально-культурных условиях, не всегда отдающих предпочтение логической обоснованности ради привычки.
  Могут возразить. Б.М. Кедров оставил блестящие страницы историко-научного анализа прошлого и не мог не учитывать вероятностного характера научной деятельности. Это верно. Но вероятностные элементы в плетены в теоретическую детерминистическую концепцию и носят ущемленный характер. Вероятностное развитие науки и научной деятельности на уровне личности не связано с аналогичными процессами на уровне группы и научного сообщества. Здесь принципиальная ограниченность. Примеры вероятностного исследования на уровне личности не являются значимым аргументом в пользу вероятностного науковедения в целом.
  Много работ по вероятностному математическому моделированию параметров и подсистем общества. Одна из них - книга Д. Бартоломью “Стохастические модели социальных процессов” /11/. Она посвящена моделированию социальной мобильности, процессам найма и увольнения и т.п. Основным методом исследования являются марковские цепи.
  Книга начинается с сути изложения “физики социальных явлений”. На основании математических методов автор пытается подойти к строгому анализу социальных феноменов. Основная сложность в том, что обществоведы недостаточно хорошо знают математику. “До тех пор пока математика для специалиста в области общественных наук не станет столь же важной, как и для инженера или химика, скорость прогресса будет ограничена” /11, с. 21/. Выход в том, чтобы обучать выпускников технических вузов основам социальных наук. Это проще, чем готовить гуманитариев с математической подготовкой.
  Для подобных работ характерно следующее:
  1. Вероятностный анализ социальных процессов полностью основан на математике. Личность редуцируется до абстрактной единицы. Субъект исчезает. Строгий математико-вероятностный анализ ведется за счет устранения социального содержания.
  2. Исключительно большое внимание уделяется математическому аппарату. От него и исходных статистических данных зависит адекватность моделирования.
  3. Очень скромные требования предъявляются к обществоведческой теории. Она занимает явно подчиненное место.
  Математико-вероятностное моделирование социальных процессов образует самостоятельное направление. В ряде дисциплин, например, в экономической и социальной географии, оно добилось выдающихся успехов. Но есть и принципиальные ограничения. Моделирование начинается с редукции содержания социальных процессов. Наша задача в вероятностном анализе именно социального содержания. Сохранение социальной онтологии основное условие.
  В отмеченном типе работ интерес представляет математическое моделирование. Но на современном уровне разработки неквантифицированной теории вероятностей и вероятностного науковедения оно мало дает для понимания вероятностных метанаучных процессов.
  С вероятностным подходом к общественным системам связаны и исследования по имитационному моделированию исторического процесса. В методологическом отношении наибольший интерес представляют работы И.Д. Ковальченко /60, 61, 62, 63, 64/, а среди конкретных исследований - работа группы авторов, выполненная по материалам Древней Греции /38/. Решалась проблема воссоздания отсутствующей информации по имеющимся фрагментам реализованной версии общественного развития
  Работа важна конкретностью применения методологии имитационного моделирования исторического процесса. Достижение - в четком определении взаимосвязи частей и целого общественных систем. Принцип известен давно, но важно его использование в данном методологическом контексте /38, с. 21 - 22/.
  Работ, в которых декларируется возможность анализа науки с вероятностных позиций, много. Спектр мнений широк и различается по степени радикальности абстрактного допущения /от неопределенного “может быть полезным в отдельных случаях” до признания важнейшего значения/ и по форме /от трудно уловимого намека, интерпретация которого требует применения всего арсенала герменевтики, до четкой формулировки/.
  Эти работы объединяет следующее:
  1. Декларативность. Конкретно вероятностный анализ не применяется. Как его применять, также не говорится.
  2. Декларации делаются в работах по самым различным темам и, как правило, непосредственно не посвященным анализу развития науки.
  3. Декларации принадлежат непрофессиональным науковедам.
  Такие работы выглядят больше как курьез, чем серьезные исследования. Это тем более справедливо, что пишутся они неспециалистами по теории науки и никогда не находят продолжения в конкретных разработках. Для развития вероятностного науковедения они дают мало позитивного.
  Примером использования вероятностного подхода как терминологического новшества может служить статья А.И. Яблонского. Она - “один из возможных подходов к моделированию развития науки, в основе которого лежат идеи разрабатываемой в настоящее время термодинамической теории открытых систем, далеких от равновесного состояния” /181, с. 86/.
  Моделирование процессов ведется по И. Пригожину. Модели применяются для анализа функционирования научного сообщества. Атрибут подхода - математика. Автора интересует “частная проблема сравнения основных положений термодинамической теории открытых систем с некоторыми представлениями о процессе развития науки, утвердившимися в современном науковедении” /181, с. 89/. Это вылилось в то, что концепция Т. Куна без каких бы то ни было изменений по существу оказалась сформулированной в терминах термодинамики. Выяснилась идентичность подходов Т. Куна и И. Пригожина.
  Следующий раздел статьи А.И. Яблонского посвящен экологическому подходу к науке. Идея плодотворна. Она также разрабатывается на основании взглядов И. Пригожина. Отмечено, что “представление о диссипативной структуре, по И. Пригожину, позволяет провести параллель между научным сообществом и экологической системой, что дает возможность использовать существующие в экологии математические модели при исследовании функционирования и развития науки” /181, с. 92/.
  Применяется эпидемиологическая модель для анализа тематики исследований. В заключение сделан вывод, что рассмотренные модели “позволяют выдвинуть ряд гипотез относительно развития науки /например, гипотезу о неустойчивости систем наук на этапе перехода к новой парадигме и др./, эмпирически проверяемых на науковедческом материале” /181, с. 107/.
  Анализ статьи показывает следующее:
  1. От использования терминологии термодинамики содержание концепции Т. Куна, сформулированной в конце 50-х годов в совершенно иных терминах, не изменилось.
  2. Противоречие между радикальным изменением терминологии и неизменностью содержания осталось автором незамеченным. Одна лишь подмена терминов приводит к мысли, что новый подход не углубляет понимание развития науки.
  3. Исключительно большое место занимают аналогии. На начальных стадиях исследований они важны, но не стоит придавать им гипертрофированного значения.
  4. Не поставлен вопрос о разумности применения термодинамики в том виде, как она сформулирована И. Пригожиным, к анализу развития науки. Нет вопроса о разработке специальной понятийной системы вероятностного анализа науки.
  5. Широко используется математика, но не ставится вопрос относительно того, удовлетворяет ли она требованиям вероятностного анализа науки.
  6. Попытки термодинамического анализа науки не связываются с фундаментальными изменениями в развитии науковедения.
  Статья является определенным шагом в освоении вероятностного науковедческого подхода, но содержит большое количество пробелов и мало что дает пониманию реальных особенностей развития синергетических систем типа науки. Она сыграла положительную роль, но в целом подмена терминологии - не самый плодотворный путь развития вероятностного науковедения.
  Терминологические замены без изменения содержания науковедческих концепции могут служить основанием для компрометации подхода в целом, доказательством, что он ничего кроме усложненной терминологии не дает. Впрочем, с детерминистической точки зрения, у вероятностного науковедения есть и более серьезные грехи.
  Попытка введения вероятностной проблематики в науковедение делалась и на международном уровне. В 1978 году состоялась очередная международная конференция по истории и философии науки. Ее материалы опубликованы в сборнике “Вероятностное мышление, термодинамика и взаимодействие истории и философии науки” /193/. Работали следующие секции: 1. Структура теории изменения науки. 2. Ранняя история аксиоматического метода. 3. Философские предпосылки и изменение интерпретаций Галилея. 4. Теория вероятностей и вероятностное мышление в классический период /XVII -XIX вв./. 5. Термодинамика и физическая реальность. 6. Что могут история и философия науки.
  Конференция любопытна яркой демонстрацией пропасти между вероятностной проблематикой вообще и осмыслением развития науки с этих позиций. Никто не поставил вопрос о последовательном применении вероятностного подхода в науковедении.
  Прошло 10 лет. Положение не изменилось. Непроходимая, вернее, не пройденная граница существует между общенаучным движением, захватывающим многие дисциплины, и применением вероятностных принципов в науковедении.
  Свой вклад в развитие вероятностного науковедения вносят конкретные историко-научные работы, описывающие потенциальные научные программ. Их авторы редко выходят на уровень теоретического обобщения механизма выбора и его влияния на развитие науки в целом. Но благодаря анализу множественности программ и неоднозначности их соотношения, фактически демонстрируется вероятностный характер эволюции науки. Такие работы касаются как истории, так и современного состояния науки.
  Примером является статья В. ван ден Дейля /184/. Показано, что в XVII веке существовало несколько стратегических программ развития науки. До определенного времени ни одна не имела принципиальных преимуществ, и выбор между ними не носил строго рационального характера. Он не может описываться как контролируемый процесс сознательного выбора.
  До середины XVII века не существовало четко оформленной традиции позитивной экспериментальной науки, и программа не могла продемонстрировать свое превосходство. “Критерии, по которым могла быть установлена предпочтительность позитивной науки, были когнитивно оформлены только благодаря институционализации этой науки” /184, с. 25/.
  По мнению автора, “становление современной науки не есть событие внутренней истории науки, но скорее является моментом, с которого начинается внутренняя история науки. Институционализация привела к укреплению одной программы и забвению ее альтернатив. Решающим шагом стало образование Королевского общества /1662/ и Академии наук в Париже /1666/”.
  Достоинство статьи - в описании потенциальных программ и отношений между ними. Но работы подобного типа по себе не ведут к формированию вероятностных науко-ведческих воззрений. Процесс выбора может трактоваться статически, без учета последствий для будущего. Вопрос о том, какую версию развития давал иной выбор ставится не всегда. Исследования подобного рода должны дополняться общими теоретическими разработками. Их сочетание не только убеждает в нелинейности развития науки, но и дает конкретные знания ее проявления.
  В конце 1970-х - начале 1980 -х годов появились так называемые ситуационные исследования. Они интерпретируются как проявление борьбы против кумулятивизма в историографии науки и изучение “событий прошлого как уникальных, особенных, не воспроизводимых в других условиях” /88, с. 8/.
  Для них, по мнению Л.А. Марковой, характерно следующее: 1. Они “сосредоточены не столько на каком-то готовом факте, окончательном итоге научных открытий, сколько на самом событии, по возможности целостном и неповторимом”. 2. В большинстве случаев речь идет о текстах, “причем текстах достаточно конкретных, часто не очень объемных, но взятых с такой точки зрения: в какой мере эти тексты воспроизводят в себе общезначимую ситуацию”. 3. “Особое значение для ситуационных исследований имеет возможность охарактеризовать их как некую воронку, в которую втягиваются и предшествующие события и последующие, хотя предмет изучения характеризует настоящее науки, “теперь”, пусть даже это “теперь” и относится хронологически к прошлым временам”. 4. Важно, что “в качестве целостного и уникального берется событие, малое по объему” /88, с. 41/.
  Л.А. Марковой выделено два рода ситуационных исследований. 1. Исследуются мутационные точки, в которых меняется тип культуры, мышления. 2. Исследуются рядовые события, фокусирующие основные особенности мышления данной культуры /88, с. 41/. Их важной чертой является “включение науки в контекст культуры, а не контекст цивилизации /89, с. 52/.
  Сущность ситуационных исследований можно трактовать различно. Л.А. Маркова считает, что “уже осуществленные работы в этом направлении имеют в первую очередь значение симптомов некоторого более общего и очень существенного процесса” /88, с. 40/. Мы солидарны с выводом и также считаем, что ситуационные исследования являются отходом от традиционной истории науки. Это поиск новых форм и теоретических оснований.
  Акцент - на уникальности событий; их анализ как “воронки”, синтезирующей прошлое, настоящее и будущее, объединяющей цепь начальных и последующих событий, позволяет определить одну из возможных форм конкретных вероятностных науковедческих исследований. Изменение “теперь” может привести к изменениям последующих ситуаций, и, соответственно, изменение прошлых состояний могло менять исследуемое событие. Подобная связь выражена однозначно.
  Важно, что в центре внимания не только великие события, но и те, которые обычно игнорируются историками науки. Исследуемые с вышеописанных позиций, они рассматриваются как фрагменты необратимого процесса, в котором проблема выбора стоит не только в переломные моменты.
  Таким образом, историко-научные ситуационные исследования объективно способствуют формированию вероятностных науковедческих представлений. Если оценивать их с этой точки зрения, нужно отметить ряд недостатков: 1. Не дается динамической картины процесса в целом. Анализируется только одна его точка. Хотя, может быть, это и не недостаток. Возможны различные оценки. Подход можно интерпретировать как исследование вероятностного процесса с микроуровня. 2. Не решается проблема рефлексии. Мало внимания уделяется осмыслению своего подхода.
  Развитие ситуационных исследований неординарное - событие в науковедении, и его понимание требует дополнительного изучения, тем более, что их потенциал полностью еще не раскрыт.
  Необратимый вероятностный характер науки хорошо представляют специалисты по истории техники. Характерна книга С.Д. Бешелева и Ф.Г. Гурвича, посвященная проблеме времени /14/. Ее достоинство - в исследовании влияния фактора времени на качество научной и научно-технической продукции. “Представим, что важное открытие /техническое новшество/ может быть реализовано сейчас, либо через несколько лет. Каковы будут последствия такого сдвига во времени? В общей форме можно поставить этот вопрос так: пусть в науке произошли два важных события, одинаковые в отношении всех свойств, кроме одного - времени свершения. Будут ли эти события идентичными и в отношении их влияния на материальное производство?” /14, с. 108/.
  Ответ категоричный: “Два события в науке, одинаковые в отношении всех свойств, кроме момента их свершения, не являются идентичными, поскольку каждое из них влечет за собой различные цепочки технических, экономических и социальных последствий. Поэтому в один и тот же “поток” научно-технического прогресса нельзя “войти дважды” - его глобальный характер и необратимое движение неизбежно ведет к удорожанию получаемых результатов, а в конечном счете к невосполнимым потерям времени и ресурсов” /14, с. 114/.
  Важно понятие пороговой величины. Время развития науки не изоморфно, не всегда одинаково значимо. Есть периоды, когда его цена многократно возрастает. Например, на начальных стадиях развития циклов. “Потери времени на начальных этапах цикла неизбежно влекут за собой “лавинообразный поток” потерь на последующих и, в конечном итоге, приводящих к значительному народнохозяйственному ущербу” /14, с. 110/. Это подобно минутному опозданию на автобус, идущий в аэропорт. Опоздание может повлечь трудно поправимые следствия, ведущие к большим потерям времени.
  В книге С.Д. Бешелева и Ф.Г. Гурвича много достоинств, но она вряд ли окажет существенное влияние на развитие вероятностного науковедения. Причины следующие: 1. Рассматривается только фактор времени. Не дается системного анализа науки. 2. Авторы не пытаются построить концепцию развития, учитывающую вероятностный характер науки. 3. Нет связи теоретических положений работы с происходящими в науковедении изменениями. 4. Анализ необратимости развития науки не связан с ее вероятностным рассмотрением. Показана большая роль выбора, но о целостном вероятностном анализе речи не идет. Тем не менее, книга заслуживает высокой оценки
  Среди многочисленных работ В.С. Степина, получивших признание советских философов, особое место занимают статьи по вероятностному анализу науки. Дан анализ эволюции науки. Выделено три этапа: классическое естествознание, формирование неклассического естествознания /конец XIX - первая половина XX веков/ и неклассическое естествознание современного типа /154, с. 53, 153/.
  Изменения, происходящие в собственно науке и метанауке, охарактеризованы точно. Существенный недостаток в том, что становление неклассической собственно науки не связано с системным науковедением и вероятностным образом науки.
  Научные революции интерпретируются следующим образом. Есть два пути перестройки оснований научного поиска: 1. Внутри дисциплинарное развитие. 2. Междисциплинарное развитие. “Новые познавательные установки и генерируемые ими системы знания должны быть вписаны в культуру соответствующей исторической эпохи и согласованы с лежащими в ее фундаменте ценностями и мировоззренческими структурами. Научные революции с этой точки зрения представляют собой выбор особых направлений роста знаний, обеспечивающих как расширение диапазона исследования объектов, так и определенную коррелированность динамики знания с ценностями и мировоззренческими установками соответствующей исторической эпохи. В период научной революции имеется несколько возможных путей роста знания, которые, однако, не все реализуются в действительной истории науки. В соответствии с двумя обозначенными выше направлениями перестройки оснований науки / внутридисциплинарное развитие и междисциплинарное развитие/ можно выделить два аспекта нелинейности роста знаний в эпоху научных революций.
  Первый из них связан с конкуренцией исследовательских программ в рамках отдельно взятой отрасли науки. Победа одной и вырождение другой программы направляют развитие этой отрасли науки по определенному руслу, но вместе с тем закрывают какие-то иные пути ее возможного развития” /154, с. 68 - 69/.
  Важна связь научной революции с социо-культурной средой, в которой она протекает. От этого зависит выбор альтернативных программ.
  Отмечены особенности механизма нелинейного развития науки /154, с. 72 - 73/. Поставлен вопрос: могла ли квантовая физика развиваться иначе - и дан утвердительный ответ на него. Конечно, анализ квантовой физики с вероятностных науковедческих позиций - частный случай. Но интересен прецедент подобного подхода.
  В работах В.С. Степина вероятностный подход отражен наиболее последовательно среди известных нам публикаций по этой теме. Есть несомненные достижения.
  1. Сделана попытка перейти от деклараций к конкретному историко-научному вероятностному анализу. 2. Поставлен вопрос о вероятностном анализе развития науки в целом. 3. Показана возможность получения существенно различных результатов интерпретации эволюции науки в зависимости от детерминистической или вероятностной точки зрения. 4. Выдвинута гипотеза возможности изменения магистрального пути развития науки под воздействием социо-культурных условий.
  Сделано многое, но адекватной постановки проблемы создания вероятностного науковедения нет. 1. Не показана связь становления вероятностного науковедения с изменениями происходящими в сознании людей. 2. Из статей нельзя заключить, что проблема вероятностного науковедческого анализа имеет фундаментальное значение и является одной из ключевых в современной науке. Анализ потенциальных путей развития квантовой физики, воспринимается как частный случай. Нет общей постановки проблемы, целостной оценки ее значимости. 3. Нет модели вероятностного развития науки. 4. Вероятностный анализ науки выступает как гносеологический подход. На онтологическом уровне он не разработан. Не проведено различие между развитием науки как сложной вероятностной системы и вероятностным науковедческим анализом. 5. Не поставлена проблема специальной разработки методологии вероятностного науковедения. На чем оно должен базироваться? Что нужно сделать, чтобы этот подход мог применяться систематически? Ответа нет. 6. При рассмотрении научных революций как точек бифуркации не уточняется, что происходит с развитием науки. Не ясно, как вероятностное развитие можно представить за длительный период. Выбор произошел, что осталось за бортом науки? Как выбор влияет на последующее развитие? Как соотнести наборы потенциальных версии и выборы в различных социо-культурных условиях? и т.п. 7. Не показана связь вероятностного подхода с развитием системного науковедения.
  В.С. Степин рассматривает вероятностный подход не как альтернативу существующему науковедению, а как его дополнение. В этом серьезное противоречие. Сочетать детерминистический и вероятностный образы науки невозможно ввиду их принципиальной несовместимости.
  Интересна реакция на работы В.С. Степина. Они обильно цитируются в советской философии. По ряду вопросов, например, идеалам и нормативам научного познания, он - признанный лидер. Ссылок на идеи вероятностного анализа науки мы не нашли. Например, в 1985 году проводилось широкое обсуждение проблем развития науки /154/. Рассмотрено множество вопросов, но идею вероятностного анализа науки, изложенную В.С. Степиным, обошли молчанием.
  Это можно интерпретировать однозначно. Сообщество советских науковедов и философов не готово к восприятию вероятностного науковедческого подхода как фундаментальной новинки. Он вне круга вопросов над которыми размышляют специалисты. По собственному опыту, добавим, что проблема воспринимается как тривиальная или в принципе неразрешимая. Статус научности она не имеет в обоих случаях.
  На международном конгрессе по логике, философии и методологии науки, проходившем в Москве /1987/, судя по критической литературе, было два доклада, содержащих идеи нелинейного развития науки. Оба представлены на секции оснований физической науки. Первый доклад принадлежал В.С. Степину. Второй - американскому философу Дж. Кушингу. Предложена модель изменений в науке, находящаяся между крайностями рациональной реконструкции науки логицистами /К. Поппер, И. Лакатос/ и релятивистской моделью /Т. Кун, Эдингтонская школа/ /3, с. 52/.
  Обращает внимание, что доклады сделаны на узкопредметной секции. Вероятностное осмысление общественных систем не стало еще распространенной проблемой. Это показывает и тот факт, что интенсивное обсуждение идей И. Пригожина на конгрессе не привело к постановке вопроса о последовательном распространении подхода на обществоведение.
  В период 1987-88 годов в советской философии проведен ряд беспрецедентных для нее дискуссий, поставлены новые проблемы, стали публиковаться интересные статьи на острые темы. Как же понимаются задачи исследования науки в новых условиях? Оказалось, что вполне традиционно, а вероятностная проблематика даже не упоминается /4, 67, 158, 171/.
  Особенно показательны рекомендации Всесоюзного совещания по философским и социологическим проблемам науки и техники /143/. О вероятностном подходе в них ни слова. Если учесть, что рекомендации по организации исследований науки даны до 2000 года, то, думается, сделано некоторое упущение. Вероятностная проблематика становится одной из наиболее актуальных и приоритетных. Чтобы не допустить в очередной раз отставания, следует обратить на нее внимание.
  Изучение советской философской и науковедческой литературы последних лет показало, что вероятностный подход в ней практически отсутствует. К его обсуждению и решению многочисленных проблем не готовы. Существует табу вокруг этой проблемы. Порой кажется, что нельзя не произнести “роковых” слов о вероятностном анализе науки и общества, но они не слышны. Если рассматривать развитие науки как игру, ее правила целесообразно дополнить и позволить говорить о вероятностных проблемах применительно к общественным системам и процессам.
  Определенные шаги по более широкому осмыслению вероятностного подхода в мировой философии уже сделаны. Например, Р. Силвэн показал относительность методов представления и объяснения реального и нереального в науке, литературе и мифах. Онтология рассматривается как ветвь системологии, более общей дисциплины занимающейся изучением как существующих, так и не существующих объектов /других миров, вымышленных образов, идеальных научных объектов и т.п./. Попытки объяснить с помощью существующей методологии те и другие обречены на провал. Одна из причин в их численном неравенстве /195/.
  Большой вклад в понимание сути детерминизма и становления вероятностного мышления внес Г. Башляр. Им показано, что “психология детерминизма вырастает из реальных экспериментальных ограничений... детерминизм проистекает из избирательного подхода и абстракций” /13, с. 104/. Психология вероятности еще не окрепла и находится в стадии становления /13, с. 110/.
  Подходы подобного рода, как нам видится, все более характерны для современной философии и науковедения.
  Возможно возникновение вопроса о приоритете в разработке вероятностного науковедческого подхода. Его решение - сложная задача. Выяснить кто первым упомянул о вероятностном анализе науки, сложно. Скорее всего, это были фантасты. Определить приоритет по тому кто первый написал специальную работу, также не просто. Набор кандидатов будет велик. Еще более сложно разобраться в вопросе на основании решающего вклада в создание вероятностного науковедения. Следующий критерий - кто поставил проблему, ввел ее в науку. И он очень неопределенный.
  С вероятностным науковедением может приключиться та же история, что с исследованием колебаний в химических реакциях. Их открытие Б.П. Белоусовым в 1958 году было встречено коллегами враждебно. Позднее оно полностью подтвердилось и дало начало новому фундаментальному направлению естествознания.
  Исследования историков науки показали, что аналогичные мысли высказывались большим количеством специалистов и ранее. В 1947 году И.Е. Сальников защитил кандидатскую диссертацию по теории колебаний в химических реакциях. В том же году была опубликована фундаментальная работа Д.А. Франк-Каменецкого. А первые из найденных работ по нелинейным колебаниям подобного типа датируются 1828, 1834 и 1855 годами. В 1855 году была опубликована монография с их многочисленными конкретными примерами /25/.
  Фундаментальная идея находит адекватную оценку только в соответствующем контексте. О работах более чем 150-летней давности вспомнили потому, что развилось новое направление. Думается, аналогично будут открыты и предшественники вероятностного науковедения.
  Вопрос о приоритете оставим потомкам. Сейчас важно добиться признания идеи вероятностного науковедения. Пока нет элементарного, и проблема приоритета может выглядеть смешной, хотя она достаточно серьезна.
  Анализ литературы показал, что существуют различные типы работ, в которых проводятся идеи как за так и против вероятностного науковедения. Спектр мнений широк. Количество публикаций невелико, и в потоке науковедческой и философской литературы они легко теряются. Скорее всего, даже сами специалисты пишущие по этой теме не имеют четкого представления о том что сделано другими. Положение осложняется и отсутствием работ, специально посвященных вероятностному науковедческому анализу. Высказывания разбросаны по разнообразной научной и научно-популярной литературе. Нами рассмотрена лишь часть работ. Есть публикации в которых высказываются интересные мысли по вероятностному науковедению /29, 47, 48, 99/.
  Человек, интересующийся науковедением, получить четкое представление о состоянии и сути вероятностного подхода в этой области не может. Для этого нужны специальные и порой малоэффективные исследования.
  В целом, можно констатировать что проблема создания вероятностного науковедения практически не поставлена.

  Для четкого определения места концепции вероятностного науковедения в современных поисках философов и науковедов важно разобраться в общих тенденциях и особенностях их развития в 1960 - 80-е годы ХХ века. За это время было сделано очень много. Появились исследования нового характера. Опубликованы десятки тысяч работ. Изучение науки превратилось в мощную индустрию познания. Естественно при анализе такого массива публикаций можно выделить лишь самые общие черты.
  Характерной чертой стало появление и интенсивное развитие новых науковедческих дисциплин /психологии науки, наукометрии и т.п./. Пик активности пришелся на конец 1960-х и 1970-е годы. Позднее процесс стабилизировался.
  Появление новых науковедческих дисциплин первоначально сопровождалось интенсивной рефлексией. Были сформулированы основные точки зрения. К середине 1970-х годов значимость рефлексии резко упала. Не удалось создать теорию объясняющую феномен развития науковедения как единой науки о науке. Формирования такой версии науковедения на строгой теоретической основе не произошло. Новые дисциплины существуют сами по себе. Связи между ними не играют жизненно важной роли.
  Появление новых науковедческих дисциплин не привело к существенным изменениям исследований науки в рамках философии. Дистанция между науковедением и философией науки осталась значительной и поддерживается, в основном, благодаря усилиям философов. С их стороны оппозиция развитию науковедения довольно сильна. Философия науки осталась примерно на тех же позициях, что и до радикальных изменений в науковедении.
  Развитие науковедения в 1960 - 80-е годы дало ряд важных теоретических и методологических результатов. К их числу можно отнести анализ развития идей в контексте научного сообщества. Это важный шаг в отказе от постоянного пересмотра эволюции науки в свете последних научных достижений.
  Важное место в работах 1960 - 80-х годов занимают феноменологические модели развития науки. Они выступают одним из основных итогов научного исследования. Существенно, что всесторонне, с детерминистических позиций, была обсуждена динамика развития науки.
  Детерминистическая интерпретация вероятностных понятий, характеризующих развитие науки, стала фиксированной установкой. Даже мода на идеи И. Пригожина не привела к сдвигам в этой области. Табу на вероятностную проблематику остается в силе.
  Экстенсивное развитие науковедения привело к тому, что его представители не уловили глобальную тенденцию перехода к вероятностному типу сознания. В то время как все более актуальной становится задача вероятностного анализа сложных общественных систем ввиду накопления громадного негативного опыта и пограничной ситуации в современном человечестве, науковеды глухи к этим тенденциям.
  В науковедческом познании не нашли отражения изменения, произошедшие в функционировании и развитии науки как системы. С конца 60-х годов идет резкое нарастание интенсивности вероятностного процесса. Наука стала функционировать как вероятностная система. Соответствующие изменения требуются в организации науки. Этот качественный скачок не получил должной оценки. Динамика образов науки не понята.
  Несмотря на большое количество публикаций, принципиальных точек зрения в науковедении мало, но много различного рода модификаций основных подходов. Теоретическая мысль развивается, главным образом в этом направлении. Для науковедения конца 1970 - начала 80-х годов характерна потеря оригинальной авторской позиции. Идет чрезмерное увлечение критическим анализом, пересказами известных точек зрения, характерен отказ от построения новых принципиальных концепций. Началась, по словам П. Фейерабенда, “война мышей и лягушек” /167/. Без специального волевого и интеллектуального напряжения трудно заметить разницу между конкурирующими взглядами.
  Теория развития науки создается на примере отдельных наук-лидеров. Не осознана качественная специфика наук различного типа. Разрабатываются “универсальные” науковедческие положения, выведенные при исследовании физики, математики и т.п.
  К середине 1970-х годов развитие науковедения перешло на уровень решения головоломок /по терминологии Т. Куна/, то есть задач, имеющих заведомое решение и целиком лежащих в рамках сформулированных программ. Работ, ставящих вопросы создания новых программ, мало. Они теряются в общем потоке науковедческой литературы.
  С конца 1970-х годов происходит зацикливание науковедов на определенных темах. Выделился руг вопросов, по которым пишется громадное количество работ. Даже составление их библиографии без современной информационной техники стало сложной задачей. К числу таких проблем можно отнести, например, определение факторов развития науки в рамках альтернативы интернализм - экстернализм. Используется практически один и тот же историко-научный материал. Источником вдохновения служит научная революция XVII века, развитие физики в начале XX века и некоторые другие периоды эволюции наук-лидеров. Историко-научная информация не попавшая в круг особого интереса не освоена. Узость историко-научной базы ведет к узости теоретических построений, бурному развитию комментаторства, обильному появлению науковедческой литературы, не несущей ничего нового. В частности, появилась большая литература о Т. Куне и других лидерах исторического направления. Ценность таких исследований вызывает сомнения. Они ничего не добавляют к критикуемым взглядам и целиком лежат в русле второй волны осмысления науки. Результатом подобного положения стала громадная “провинциальная” наука о науке, которая процветает и в столицах.
  Выдвигаемые концепции развития науки, как правило, слабо обоснованы теоретически. Достаточно привести графическую модель, краткое описание и можно переходить к конкретным примерам. Они выручают, когда нечего сказать по теории. Обоснование часто сводится к пререканиям с коллегами не разделяющими взгляд автора и, опять же, примерам, подтверждающим, с точки зрения автора, его тезисы.
  Осталась неизученной и не поставленной проблема специфики развития науки в различных типах культур. Европоцентристский взгляд остается доминирующим при исследовании развития науки в самых различных социо-культурных условиях.
  За 20-летний период развития науковедения не решена проблема его профессионализации. Большую часть тех, кто специализируется в этой области, составляют либо философы, либо представители частных наук, по различным причинам пришедшие в науковедение. Профессиональная подготовка и тех, и других не отвечает требованиям, предъявляемым к современному науковеду. Дилетантизм приводит к низкому качеству исследований, неадекватной рефлексии. Проблема профессионализации не решена не только практически, но и теоретически.
  Тяжесть современного положения науковедения осложняется тем, что кризисная ситуация не осознана в полной мере. Это связано с недостатками рефлексии. Отсутствуют руководящие идеи, которые способны объединить развитие науковедения и повести его к новым рубежам.
  Детерминистическая трактовка развития науки существует длительное время. Она стала столь привычной, что кажется немыслимым иной подход. Между тем это не более как привычка. Детерминизм сыграл важную роль в развитии науки. Он дитя своего времени. Но пришла пора перейти к новому образу в науковедении и общественных науках в целом.
  С позиций привычного детерминистического подхода в развитии науки объясняется многое такое, что, собственно говоря, прямо противоречит ему. Ничто не убеждает его сторонников в том, что аргументы говорят не против, а за альтернативные подходы. Сформировалась жесткая социально-психологическая фиксированная установка. Бороться с ней при помощи логики нельзя. У нее своя логика, за пределы которой она не выходит.
  Положение подобно тому, какое сложилось в ряде культур. Например, в Китае действуют исключительно жесткие фиксированные установки, позволяющие абсолютно все видеть в желаемом свете. К примеру, молодой Сунь-Ят-Сен так объяснял отставание Китая от Европы: “С древних времен самая совершенная система образования и воспитания была в Китае, но, к прискорбию, мы уже давно отошли от нее и ныне от старых школ осталось одно название. Возвысившиеся в новую эпоху государства Запада глубоко прониклись пониманием духа Трех династий, там повсеместно учреждены подлинные школы-училища...” /159/.
  Позиция очень характерна для китайской культуры в целом. Все хорошее было в прошлом. Иностранцы, проникшись идеями трех династий Ся, Шань и Чжоу, существовавших в период с III по I тысячелетие до рождества Христова, сумели достичь больших успехов в XVIII и XIX веках. Изложение облекается в традиционную форму. Это нужно делать обязательно.
  Со сторонниками различного рода фиксированных установок сложно дискутировать. Установки - неотъемлемая часть духового мира этих людей, пересмотреть которую они патологически не в состоянии. Подобное положение - с детерминистическим подходом в науковедении. За длительный период существования детерминистический образ мало что добавив к своему обоснованию, приобрел статус непреложности. Главным образом, сыграл роль возраст. Сложилась очень жесткая установка, которая на свой манер перерабатывает абсолютно всю науковедческую информацию.
  Нацумо Сосэки иронизировал: “В мире существует много непонятных вещей, но нет ничего, в чем нельзя было бы найти какой-то смысл. Пусть фраза будет необычайно трудна - сделайте вид, что вы ее поняли, и она легко поддастся толкованию” /149/. И далее замечает, что “с древних времен принято делать вид, что понимаешь непонятное” /149/. Развитие детерминистического науковедения не стало исключением. Думается, что подобное может случиться и с вероятностным науковедением после того как оно станет доминирующим. Чтобы подобное не происходило, выходить на новый уровень культуры, последовательно реализовывать тот образ науки, который развивается в вероятностном науковедении.
  * * *
  Есть оптимистическая идея существования “Америки знания” /167/. За счет экстенсивного развития открыть ее на современном уровне невозможно. Реальный путь - в появлении новых фундаментальных точек зрения, которые позволят иначе взглянуть на известные предметы познания.
  Нам представляется, что точкой зрения, открывающей путь в “Америку знания”, является вероятностный качественный анализ общественных систем. Неизвестное начинается уже с того, имеет ли смысл сама проблема. Есть ли возможность решить ее на научном уровне, какая методология позволит реализовать этот подход? Вопросов много, и каждый из них имеет свои сложности.
  Создание вероятностного науковедения и вероятностный анализ общественных систем являются проблемой альфа. Это высшая степень сложности. Ее разработка представляет большой интерес для современной науки. Это одна из проблем, с которыми наука войдет в XXI век.

К. Маркс и Ф. Энгельс. Собр. сочинений. т.23.
Алгоритмизация анализа данных социально-экономических исследований. Новосибирск. Наука. 1982.
Алешин А.И., Аршинов В.И., Величковский Б.М., Городецкий Б.Ю. Философско-методологические проблемы специальных наук - Вопросы философии, 1988, 6, с. 48 - 67.
Алтухов В.Л. Проблемы перестройки философской науки - Вопросы философии, 1987, 6, с. 19 - 32.
Анализ нечисловой информации в социологических исследования. М. Наука. 1985. 223 с.
Антипов Г.А., Донских О.А. Проблема периодизации историко-философского процесса с позиций представления о рефлексии - В сб. Проблемы рефлексии. Новосибирск. Наука. 1987. с. 176 - 196.
Аршинов В.И., Климонтович Ю.Л., Сачков Ю.В. Послесловие. - В кн. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М. Прогресс. 1986. с. 408 - 423.
Афанасьев Ю. Воспитание истиной - Комсомольская правда. 1987, 1 сентября.
Барг М.А. Категории и методы исторической науки. М. Наука. 1984. 345 с.
Барг М.А. Эпохи и идеи. М. Мысль. 1987. 348 с.
Бартоломью Д. Стохастические модели социальных процессов. М. Финансы и статистика. 1985. 295 с.