| Меню сайта |
|
|
 |
|
Олеша Юрий Карлович
| 02.04.2017, 07:37 |
Родился 19 февраля (3 марта) 1899 в Елисаветграде. Отец, обедневший польский дворянин, был акцизным чиновником. Благодаря матери атмосфера в семье была проникнута духом католицизма. В 1902 семья переехала в Одессу. В воспоминаниях Олеша писал: «В Одессе я научился считать себя близким к Западу. В детстве я жил как бы в Европе». Насыщенная культурная жизнь города способствовала воспитанию будущего писателя. Еще учась в гимназии, Олеша начал писать стихи. Стихотворение Кларимонда (1915) было опубликовано в газете «Южный вестник». По окончании гимназии в 1917 поступил в университет, где в течение двух лет изучал юриспруденцию. В Одессе вместе с В.Катаевым, Э.Багрицким, И.Ильфом образовал группу «Коллектив поэтов».
В годы Гражданской войны Олеша оставался в Одессе, где в 1919 пережил смерть любимой сестры Ванды. В 1921 уехал из голодной Одессы в Харьков, где работал как журналист и печатал стихи в периодической печати. В 1922 родители Олеши получили возможность эмигрировать в Польшу.
В 1922 Олеша переехал в Москву, писал фельетоны и статьи, подписывая их псевдонимом Зубило, для газеты железнодорожников «Гудок», с которой в то время сотрудничали М.Булгаков, Катаев, Ильф, Е.Петров и др. писатели.
В 1924 Олеша написал свое первое прозаическое произведение – роман-сказку Три толстяка (опубл. 1928, иллюстрации М.Добужинского), посвятив его своей жене О.Г.Суок. Жанр сказки, мир которой естественно-гиперболичен, соответствовал потребности Олеши писать метафорическую прозу (в кругу литераторов его называли «королем метафор»). Роман Три толстяка был проникнут романтическим отношением автора к революции. Восприятие революции как счастья свойственно в Трех толстяках всем положительным героям – циркачке Суок, гимнасту Тибулу, оружейнику Просперо, доктору Гаспару Арнери.
Сказка вызвала огромный читательский интерес и одновременно скептические отзывы официальной критики («призыва к борьбе, труду, героического примера дети Страны Советов здесь не найдут»). Дети и взрослые восхищались фантазией автора, своеобразием его метафорического стиля. В 1930 по заказу МХАТа Олеша сделал инсценировку Трех толстяков, которая до наших дней успешно идет во многих театрах мира. Роман и пьеса переведены на 17 языков. По сказке Олеши поставлен балет (муз. В.Оранского) и художественный фильм (реж. А.Баталов).
Публикация в журнале «Красная новь» романа Зависть (1927) вызвала полемику в печати. Главный герой романа, интеллигент, мечтатель и поэт Николай Кавалеров, стал героем времени, своеобразным «лишним человеком» советской действительности. В противоположность целеустремленному и успешному колбаснику Андрею Бабичеву, неудачник Кавалеров не выглядел проигравшим. Нежелание и невозможность преуспевать в мире, живущем по античеловечным законам, делали образ Кавалерова автобиографическим, о чем Олеша написал в своих дневниковых записях. В романе Зависть Олеша создал метафору советского строя – образ колбасы как символ благополучия. В 1929 автор написал по этому роману пьесу Заговор чувств.
Автобиографичен и образ главной героини пьесы Список благодеяний (1930) актрисы Елены Гончаровой. В 1931 переделанную по указанию цензуры пьесу начал репетировать Вс.Мейерхольд, однако спектакль вскоре был запрещен. Список благодеяний фактически был «списком преступлений» советской власти, в пьесе было выражено отношение автора к окружающей его действительности – к расстрелам, к запрету на частную жизнь и на право высказывать свое мнение, к бессмысленности творчества в стране, где разрушено общество и т.п. В дневнике Олеша записал: «Все опровергнуто, и все стало несериозно после того, как ценой нашей молодости, жизни – установлена единственная истина: революция».
В 1930-е годы по заказу МХАТа Олеша писал пьесу, в основе которой лежала владевшая им мысль об отчаянии и нищете человека, у которого отнято все, кроме клички «писатель». Попытка выразить это ощущение была сделана Олешей в его речи на Первом съезде советских писателей (1934). Пьеса о нищем не была завершена. По сохранившимся черновикам режиссер М.Левитин поставил в 1986 в московском театре «Эрмитаж» спектакль Нищий, или Смерть Занда.
В дальнейшем Олеша не писал цельных художественных произведений. В письме жене он объяснил свое состояние: «Просто та эстетика, которая является существом моего искусства, сейчас не нужна, даже враждебна – не против страны, а против банды установивших другую, подлую, антихудожественную эстетику». О том, что дар художника не был им утрачен, свидетельствуют многочисленные дневниковые записи Олеши, обладающие качествами подлинно художественной прозы.
В годы сталинских репрессий были уничтожены многие друзья Олеши – Мейерхольд, Д.Святополк-Мирский, В.Стенич, И.Бабель, В.Нарбут и др.; сам он чудом избежал ареста. В 1936 на публикацию произведений Олеши и упоминание его имени в печати был наложен запрет, снятый властями только в 1956, когда была издана книга Избранные сочинения, переизданы Три толстяка и частично опубликованы в альманахе «Литературная Москва» дневниковые записи Ни дня без строчки.
В годы войны Олеша был эвакуирован в Ашхабад, затем вернулся в Москву. Писатель с горечью называл себя в послевоенные годы «князем «Националя», имея в виду свой образ жизни. «Невроз эпохи», который остро ощущал писатель, выразился в неизлечимом алкоголизме.
Тематика его дневников в 1950-е годы очень разнообразна. Олеша писал о встречах с Пастернаком, о смерти Бунина, об Утесове и Зощенко, о собственной ушедшей молодости, о гастролях «Комеди Франсез» в Москве и т. д.
Умер Олеша в Москве 10 мая 1960.
*** ***
В Одессе в семье австрийского эмигранта Густава Суок родились и выросли три девочки: Лидия, Ольга и Серафима. Скучно в Одессе не было никогда, но когда младшая, Сима, входила в свой «первый возраст» — девический, декорацией тому были две войны и две революции.
В ресторанах матросы меняли на пиво фальшивый жемчуг. В летнем театре собирались взъерошенные юноши и часами читали стихи. Там Юрий Олеша и познакомился с Симой. Среди юношей были и Валентин Катаев, и поэт Эдуард Багрицкий, ставший впоследствии мужем старшей из сестер — Лиды.
Когда город заняли красные, изменилось многое. Но одним из ярких персонажей тех дней стал хромой, бритый наголо человек с отрубленной левой рукой — Владимир Нарбут. Нарбут, поэт со страшными стихами и страшной судьбой, был представителем новой власти. Он писал: «О, город Ришелье и Де-Рибаса! Забудь себя, умри и стань другим».
Симе Суок было тогда шестнадцать, Юрию Олеше — двадцать. Вспыхнула любовь. Катаев вспоминал об этой паре так: «Не связанные друг с другом никакими обязательствами, нищие, молодые, нередко голодные, веселые, нежные, они способны были вдруг поцеловаться среди бела дня прямо на улице, среди революционных плакатов и списков расстрелянных».
Вскоре влюбленные стали жить вместе, переехали в Харьков. Олеша называл любимую «Дружочком». И никак иначе.
Время было голодное. Два (известных уже!) писателя — Юрий Олеша и Валентин Катаев — ходили по улицам босиком. Жили в долг, зарабатывая на хлеб, папиросы и молоко тем, что составляли за гроши эпиграммы и стихотворные тосты">тосты для чужих застолий.
Среди их знакомых в Харькове был некий бухгалтер по прозвищу «Мак». Мак имел груду продуктовых карточек — высший знак роскоши в то время. На одном из литературных вечеров бухгалтер увидел сестер Суок и принялся обхаживать. Поначалу безо всякого успеха. И тогда у голодных писателей возник замысел аферы. Багрицкий (в это время уже женатый на Лиде Суок) и Олеша, решив растрясти богача, скрыли свои отношения с сестрами. Младшенькая, Серафима, сама подошла к бухгалтеру.
— Скажите, — услышал внезапно Мак, — вам нравятся эти стихи?
— Мне?.. — Он зарделся, точно это были его стихи. — Мне — да, мне нравятся!
Бухгалтер пролил продовольственный дождь на всю веселую компанию. Писатели радостно жевали семгу с колбасой, не заметив, что бухгалтер склонял уже Дружочка к свадьбе.
В то время регистрация брака была делом одного дня. На развод уходил час. И однажды Дружок с веселым смехом объявила Олеше, что она вышла замуж за Мака. И уже переехала. Обратно Симу привел Катаев. Потрясенный предательством, Олеша не мог даже внятно говорить.
Вот как Катаев описал тот вечер: «Дверь открыл сам Мак. Увидев меня, он засуетился и стал теребить бородку, как бы предчувствуя беду. Вид у меня был устрашающий: офицерский френч времен Керенского, холщовые штаны, деревянные сандалии на босу ногу, в зубах трубка, дымящая махоркой, а на бритой голове красная турецкая феска с черной кистью, полученная мною по ордеру вместо шапки на городском вещевом складе.
Не удивляйтесь: таково было то достославное время — граждан снабжали чем бог послал, но зато бесплатно.
— Где Дружочек? — грубым голосом спросил я.
— Видите ли… — начал Мак, теребя шнурок пенсне.
— Слушайте, Мак, не валяйте дурака, сию же минуту позовите Дружочка. Я вам покажу, как быть в наше время синей бородой! Ну, поворачивайтесь живее!
— Дружочек! — блеющим голосом позвал Мак, и нос его побелел.
— Я здесь, — сказала Дружочек, появляясь в дверях буржуазно обставленной комнаты. — Здравствуй.
— Я пришел за тобой. Нечего тебе здесь прохлаждаться. Ключик тебя ждет внизу. («Ключиком» Катаев звал Олешу.)
— Позвольте… — пробормотал Мак.
— Не позволю, — сказал я.
— Ты меня извини, дорогой, — сказала Дружочек, обращаясь к Маку. — Мне очень перед тобой неловко, но ты сам понимаешь, наша любовь была ошибкой. Я люблю Ключика и должна к нему вернуться.
— Идем, — скомандовал я.
— Подожди, я сейчас возьму вещи.
— Какие вещи? — удивился я. — Ты ушла от Ключика в одном платьице.
— А теперь у меня уже есть вещи. И продукты, — прибавила она, скрылась в плюшевых недрах квартиры и проворно вернулась с двумя свертками. — Прощай, Мак, не сердись на меня, — милым голосом сказала она Маку».
История с Маком долго служила только поводом для шуток. Олеша опять был счастлив, опять они целовались на улицах, и он спрашивал своим высоким голосом:
— Ты ведь мой, Дружок, мой?..
В 1921 году друзья решили переехать в Москву. Первым уехал Катаев. Устроившись, стал ждать остальных. Как-то раз в телефонной трубке Катаев услышал веселый голос Симы:
— Алло, я тоже в Москве!
— А где Юра?
— Остался в Харькове.
— Как?! — поразился Катаев. — Ты приехала одна?
— Не совсем, — усмехнулась в трубку Суок.
— Как это, не совсем?
— А так! — счастливо отвечала она. — Жди нас.
И она появилась, а с ней вместе, хромая, вошел в комнату человек без руки.
— От-то, от-то рад, — сказал он Катаеву, странно заикаясь. И добавил, улыбаясь одной половиной лица: — Вы меня помните?
Его помнил не только Катаев.
Владимир Нарбут слыл демонической фигурой. Потомственный черниговский дворянин стал анархистом-эсером. Он был однажды приговорен к расстрелу, но его спасла красная конница. «Колченогий», как назвали его, был одним из крупнейших поэтов начала века. Весь тираж его сборника стихов «Аллилуйя» был сожжен по специальному указанию Святейшего синода за богохульство.
Его собственной славе прибавляли блеска имена Ахматовой, Мандельштама и Гумилева, вместе с которыми он создал новое литературное течение — акмеизм. Когда заходил он, в комнате всем становилось не по себе. Публичные чтения Нарбута напоминали сеансы черной магии. Исчезало в этот момент причудливое его заикание. Вздрагивая и качаясь, он выкидывал строфы, будто кидая в небеса проклятия: «Песья звезда, миллиарды лет мед собирающая в свой улей». Многие считают, что с него написал Булгаков образ своего Воланда.
Спрашивать у Суок, где Олеша и как он себя сейчас чувствует, было глупо. Посидев немного в гостях у Катаева, «молодые» пошли искать квартиру.
Олеша появился через несколько дней. Подтянутый, спокойный, уверенный, но постаревший. Несколько последующих вечеров он простоял под окнами квартиры, где поселилась его Суок, глядя, как передвигаются тени на занавесках. Он окликнул ее однажды:
— Дружок!
Она подошла к окну, глянула вниз на него и опустила штору.
«Я могу поручиться, что в этот миг она побледнела», — рассказывал потом Олеша Катаеву.
Олеша решил вернуть ее во второй раз. Он сделал все, чтобы застать ее дома одну. Неизвестно, что он говорил ей, но в тот же вечер они вдвоем вернулись на квартиру к Катаеву. И снова будто и не было ничего. Олеша, глядя в ее голубые глаза, спрашивал и спрашивал, улыбаясь:
— Ты ведь мой, Дружок, мой?..
Она смеялась, целовала его и гладила волосы, щебетала о том, как соскучилась…
Обрадованный Катаев ходил кругами по комнате, ставил чайник за чайником, потчуя влюбленных. Поздним вечером кто-то постучал в окно. Стук был такой, будто стучалась сама смерть.
В окне маячила верхняя часть фигуры Колченогого, его профиль живого мертвеца.
— Надо выйти к нему, — хрипло сказал Олеша. Никто ему не ответил.
Как хозяин дома, во двор вышел Катаев. Нарбут тяжело посмотрел на него и, перемежая слова своим вечным «отто», попросил передать Серафиме Густавовне, что если она сейчас же не уйдет от Юрия Карловича, то он застрелится здесь же, у них во дворе.
Чистая, как ангел, героиня фильма-сказки «Три толстяка» Суок совершенно не похожа на прототип, давший ей имя
И она ушла. На этот раз навсегда. На столе осталась только ее одна перчатка. Жизнь опять потеряла для Олеши смысл. Но уже через год Юрий Олеша женился на средней из сестер Суок — Ольге. Именно ей посвящена его знаменитая сказка «Три толстяка». Но для всех знавших Симу Суок было очевидным: это она — циркачка Суок и кукла наследника Тутти. Это не было тайной и для Ольги. Сам Олеша говорил ей: «Вы две половинки моей души».
Серафима, вероятно, была счастлива с Владимиром Нарбутом. Во всяком случае, никаких выходок более от нее не последовало. В 1936 году Нарбут был арестован и сгинул впоследствии в сталинских лагерях. Вдова Багрицкого, Лидия Суок, пыталась заступиться за родственника перед комиссарами НКВД. Защищала так пылко, что сама вышла из ГУЛАГа через семнадцать лет.
После смерти Нарбута Сима была замужем еще дважды. Оба ее новых мужа были писателями: Николай Харджиев и Виктор Шкловский.
Олеша же, став классиком русской литературы, перестал писать. В конце жизни он практически спился.
Периодически он появлялся в семье Шкловских-Суок. Обычно Шкловский уходил в кабинет, плотно прикрыв дверь. Нервничал. В другой комнате шел разговор. Громкий — Симочки, тихий — Олеши. Минут через пять Олеша выходил в коридор, брезгливо держа в пальцах крупную купюру. Сима провожала его, вытирая слезы.
За свою жизнь Юрий Олеша не сказал о Серафиме ни одного грубого слова. Свою болезненную привязанность к предавшему его не раз Дружочку он называл самым прекрасным, что произошло в его жизни.
|
| Категория: ЛЮДИ И СУДЬБЫ | Добавил: qreter |
| Просмотров: 287 | Загрузок: 0 | Рейтинг: 0.0/0 |
|
|
| ПОИСК ПО САЙТУ |
|
ВНИМАНИЕ!!!
НАСТОЯТЕЛЬНО рекомендуем Вам воспользоваться функцией "ПОИСК ПО САЙТУ", для отображения и поиска необходимого и интересующего Вас материала |
|
| НОВОСТИ САЙТА!!! |
|
|
|
